Стоило увидеть записку тогда в руке. Стоило напрячься, когда трубку не брала и на совещание не пришла.
Все это крючки упущенных стоп-блоков.
Слизким питоном вылазит невесть когда забытые ощущения. Как трафарет, куда мои мозги заново вставляются.
В детдоме всегда хлоркой пахло, и вот сейчас тут, откуда-то, этот запах раздражает слизистую снова.
Я бесполезный паразит рядом с ней. Думал не о том, замечал не то, ни хрена не знаю в конце дня. Ни про записки, ни куда даже направилась: направо, налево, вперед, назад.
Думал только как бы трахать ее. Заполучить и так, и этак, как угодно. Чтобы чувствовалось наконец-то, как мне она теперь принадлежит. С жалким физическим подтверждением. А теперь где она? И какой толк от меня? Где мои мозги были?
Я иду вперед. Дохожу до этого клятого водоема. Даже смотреть в ту сторону не хочу.
Изучаю карту, что уже Егор подогнал. Соединена с картой от Игната. Но в обеих вариантах этот отрезок некорректно показан.
Здесь есть еще три поляны, типа часть парка. А на картах сразу улица начинается, но до нее по факту еще идти минуты три.
Обхожу улицу вдоль и поперек. Объявление стали реже по динамикам пускать. Стараюсь бешенство в полезное русло направить.
Еще раз карту изучаю, зло выдыхая. Здесь колодцы проставлены вдоль улицы, но там их точно не было.
Если так вся карта сделана, то… я сдетонирую сейчас прямо.
Верчу экран, прикидывая как соотнести ошибки нарисованного с реальностью. Если по карте здесь улица, а тут на самом деле — поляна, то колодцы вон там должны быть.
А за ними и выход на следующий сектор.
Врубаю фонарь на полную мощность, и поворачиваю вправо, минуя пруд, к колодцу.
Прочесываю медленно, потому что сразу заприметил первый колодец, и он настежь открытым оказался.
Врубают объявление погромче и с опухшим сердцем слушаю, как просят сообщить что-либо о нахождении Алисы Чернышевской.
За секунду до окончания объявления чудится, что писк какой-то слышу. Замираю, теперь фильтруя каждый шелест и шорох.
Опять звук слабый. Глухой, но длинный.
Делаю несколько шагов, кружу по ближайшему периметру. Где-то тут должен быть второй колодец.
Опять высокий звук, как возглас уже.
— Алиса, — начинаю тихо.
Опять звук, еще и еще. Раздваиваюсь, четвертуюсь и так до бесконечности, пытаясь все рассмотреть. Знаю, что под ногами риск открытого колодца, но я так больше не могу. Меня охватывает лютый ужас.
— Алиса!
Она откликается откуда-то. Что-то похожее. Или со мной совсем уже все плохо.
Второй колодец осматриваю молча. Нет там никого. А я решил, что она здесь будет.
Все колодцы заброшенные, без воды.
— Алиса!
Кричу всем телом. И чем-то нематериальным. Чем-то вне формы и плоти.
Откликнись же. Позови меня. Я найду тебя.
Осматриваю вторую поляну, но что там оглядывать.
Возвращаюсь к линии колодцев.
Когда снова слышу звук, блуждаю бесцельно уже куда глаза глядят.
Повторяю ее имя. Как заклинание.
— … это ты?!
Задушеный, испуганный, неуверенный голос — но ей принадлежит.
Я знаю ее голос. Мое тело узнает его и реагирует раньше, чем сигнал обработает ответственный центр мозга.
— Алиса!
Калечная речь даже в крике рубилово протаскивает. Когда-то только так и разговаривал. Как урод. Выучился говорить внятнее.
— Вася, это ты?!
Бросаюсь из стороны в сторону, все путается. Ни в первом, ни во втором колодце ее не видно. Но здесь больше ничего нет! Звук снизу эхом расходится.
— Скажи что-нибудь еще! Алиса!
Она отзывается не сразу.
— Э-это ты, Вася?
Это она точно. Живая.
Все-все-все. Жива!
Не могу на колени упасть, потому что тело будто в пологую ледяную статую всунули. Только фонарь сжимаю крепко в руках.
— Где ты, — задыхаюсь и задыхаюсь, — где ты, не молчи.
— … рожно, не упади. Я в колодце, наверно. Да.
Я подошвами прощупываю каждый клаптик земли вокруг. Звоню Игнату, объясняю куда идти.
— … ты кому-то звонил?
Господи, я слышу ее четко и нормально. Она должна быть совсем рядом.
— … кому т-ты звонил?
Это паника. В ее голосе паника. Ни черта не понимаю, тямка не варит.
— Алиса, опиши где ты, все!
— Мокро под ногами, четыре метра где-то до верха. М, это колодец точно.
Сотни вопросов подавляю. Главное, найти ее.
Я обхожу поляну в третий раз. Но возвращаюсь, как вообще изначально шел. Вправо, минуя пруд, к колодцу.
Вместо того, чтобы прямо заходить на поляну, беру теперь ход совсем вправо, что близко к кромке пруда.
В молочном свете фонаря выхватываю взглядом края другого колодца. И бегу, как олимпийские чемпионы на бегают. Эта десятиметровка у меня десять лет жизни забирает.
— Вася! Стой…
… это она свет фонаря разглядела…
— … это точно ты?
— Алиса, — шепчу, вглядываясь вниз. Флуоресцентная вязь света полосой выделяет ее глаза. Настороженные. Немного напуганные.
— Это я, — неистово стучу по ржавчине кромки, — подожди, подожди, сейчас спущусь.
— Нет! — орет она так жутко, что у меня в натуре сердце пугается. — Тты… осторожно. Будь. А то еще не вылезем… К-кому ты позвонил?
— Игнату, он поможет, всех позовет. Все хорошо будет. Они вытащат нас.
— Нет-нет. Вася! Не надо!
— С тобой все в порядке? Ты же в грязи. Что случилось? Что сейчас с тобой?!
Ударяю кулаками по железу кромки, как бы бесполезно не было.
— Я… Ты там один точно?
Это интерпретировать я уже не в состоянии. Если сейчас же не пощупаю или не потрогаю или хоть что-нибудь с ней не сделаю, то в психушку отъеду.
— Отойди, Алиса! Отойди. Я спрыгну.
Отсутствие протестов радует, но недолго. Цепляюсь за верхнюю выемку по краю и, удерживаясь мгновение за перекладину, спрыгиваю в мокрую грязь.
Но мою маленькую пропажу сразу не разглядишь. Включаю фонарь на телефоне и бросаюсь к ней. Обхватываю лицо со всех сторон.
Что… что… она напугана еще, и не сразу реагирует на меня.
— Ничего не поломано у тебя? Ран нет? Да говори же уже!
— Н-нет, ничего нет.
И словно выждав еще пару мгновений, бросается мне на шею.
Стискиваю ее без фильтра. Алисе нужно дышать. Да. Да. Поэтому немного ослабляю зажим. Ее широко распахнутые глаза смотрят на меня растерянно.
— Что случилось? Я-я, да никто не мог найти тебя. Ты шла сюда?
— Ты… Я часов двадцать тут,
